Выбор профессии историка. «У историка обязательно должна быть профессиональная память, логическое мышление, творческое воображение. Для кого подходит профессия

Дополняя высказанный здесь ответ, замечу, что история, пользуясь терминами геометрии, – это луч, т.е. у нее есть начало (точка), но пока нет конца (другой точки). Мы с вами живем сегодня и, во всяком случае, конец этой истории предугадать не можем. Таким образом, история есть процесс развивающийся, и мы смотрим на него не снаружи, как некий субъект, а как непосредственные его участники, т.е. как объект. Все это я к тому, что очень наивно полагать, что мы, руководствуясь знанием прошлого, можем предугадать будущее. Любое историческое событие уникально, так как было обусловлено целой массой причин и условиями существовавшей на тот момент исторической реальности. Повторить же некий исторический процесс, как лабораторный эксперимент, т.е. воссоздав все условия раз за разом, невозможно. Нельзя, к примеру, снова заставить Цезаря перейти Рубикон так, как он перешел его в 49 году до н.э. – иначе нам придется воссоздать Римскую республику со всеми ее социальными, экономическими и духовными противоречиями того времени. Таким образом, знание того, как поступил Цезарь (Юстиниан, Людовик Святой, Наполеон или кто-то иной), не дает нам никакого конкретного опыта, который помог бы нам в прогнозировании современных или предшествующих событий. Надежда же на то, что такой прогноз возможен – очень опасна тем, что мы слишком уверимся в своей предусмотрительности. В этом нас всегда утешит Цицерон, который некогда назвал историю учительницей жизни. Однако всегда полезно помнить, что сам же Цицерон и попался на эту удочку: опытный политик, он был слишком уверен в своей предусмотрительности и поддерживал Октавиана, полагая его лишь пешкой в своих руках, однако кем стал Октавиан и что стало с Цицероном – известно слишком хорошо.

Вторая проблема, с которой сталкивается историк, – это источники. Мы не знаем прошлого, – просто потому, что его нет. То, что было вчера, прошло, и мы имеем лишь источники: материальные, письменные, устные или какие-то еще. Попробуйте восстановить в памяти свой вчерашний день во всей полноте, – получится? Наверняка огромное количество деталей ускользнет. А как быть с днем позавчерашним или тем, который был тысячу лет назад? Картину приходится восстанавливать по источникам путем сопоставления данных, чтобы укрепиться в уверенности, что событие имело место. Таким образом, получается картина, близкая к объективности, не правда ли? Но мы еще упустили с Вами вот какой фактор: субъективность. Автор источника (если это письменный или устный рассказ о событии) тоже человек, он пишет под влиянием собственного мировоззрения. А представьте, если он пишет с чужих слов? А если не с одних? Геродот, к примеру, записывал рассказы множества людей, т.е. получал субъективную информацию, которую излагал также субъективно. Наконец, Вы, как исследователь-историк, также не лишены субъективности. Хотя Тацит и призывал историков работать без гнева и пристрастия, но не Тацит ли и нарушал это правило?

Таким образом, не стоит полагаться на прогнозы с опорой на историю, это шаткая база. Явное же преимущество историка – это умение работать с большими объемами информации и извлекать из этого потока сведения, который могут с большой долей вероятности быть достоверными . Кроме того, историк, как правило, владеет языками (современными, древними), а также особыми частными дисциплинами (нумизматика, эпиграфика, папирология), что помогает ему нестандартно подойти к анализу информации. По своему опыту скажу, что историк также имеет высокое качество памяти (так как нужно помнить и держать в голове одновременно множество деталей), а также владеет техникой быстрого чтения (так как читать иногда нужно быстро и в то же время внимательно). Лично я, как историк, усвоил также навык без труда излагать свою точку зрения, причем делать это в условиях хода мысли, так как иногда процесс изложения идет параллельно с мыслительным процессом: например, при анализе какого-то источника. Все это навыки, которые можно применить в самых разных сферах.

Начинающий: 15000 ⃏ в месяц

Опытный: 17000 ⃏ в месяц

Профессионал: 25000 ⃏ в месяц

* - информация по зарплатам приведна примерно исходя из вакансий на профилирующих сайтах. Зарплата в конкретном регионе или компании может отличаться от приведенных. На ваш доход сильно влияет то, как вы сможете применить себя в выбранной сфере деятельности. Не всегда доход ограничивается только тем, что вам предлагают вакансии на рынке труда.

Востребованность профессии

Профессия историка не особо востребована, она носит более удовлетворяющие личные потребности в знаниях качества

Для кого подходит профессия

Профессия историка подходит для людей которым по настоящему интересно узнавать информацию о прошлом.

Обязанности

Главная задача историка – исследование прошлого. В связи с этим он является частым посетителем библиотек, архивов, музеев, мест археологических раскопок. Специалисты, занимающиеся историей конкретных народов, ездят в этнографические экспедиции. Те, кто посвятил себя изучению истории других стран, выезжают в специальные командировки. Однако большая часть работы историка не столь динамична: он должен много времени проводить за изучением различных исторических источников. Итог его работы – написанные им статьи или книги. Некоторые специалисты не только ориентируются на опыт предшественников, но и предлагают новые способы исследования. Учителя и преподаватели среди историков, кроме занятия научной деятельностью, ведут учебные занятия, соответственно, в школах, ссузах и вузах.

10 вопросов мы задали заведующему кафедрой истории России исторического факультета СВФУ Юлии Ермолаевой. Она рассказала о выборе профессии историка, профессиональных качествах, семье и тонкой грани между фальсификацией и истинными фактами.

Когда вы решили связать свою жизнь с историей?
В десятом классе я решила стать историком. На мой выбор повлияли два человека: мой отец Никифор Ермолаев и дядя, якутский писатель Николай Габышев. Отец Никифор Николаевич был преподавателем якутского языка и литературы, увлекался историей. У него была богатая домашняя библиотека. Отец был человеком образованным, любознательным, обладал широким кругозором. Николай Алексеевич приносил много интересных книг, был великолепным рассказчиком. Сколько всего он знал про литературу: не только якутскую, но и русскую, и зарубежную. Видимо, они вдвоем посчитали, что я человек увлекающийся и всячески поощряли мой интерес к истории. По истечении времени думаю, что на мой выбор профессии оказали влияние очень многие люди, но в первую очередь мой отец и дядя.

Какие профессиональные качества должны быть выработаны у историка?
Мы всегда говорим студентам о профессиональных качествах, которые они должны в себе выработать. У историка обязательно должна быть профессиональная память, логическое мышление, творческое воображение. Качества, способствующие исследовательским навыкам: скрупулезность, внимательность, настойчивость, объективность.

Где проходит тонкая грань между исследованием и фальсификацией?
Современные профессиональные историки борются с этим явлением. Пытаемся на документах показать истинные факты. С одной стороны, когда ученый пишет по поводу истории, он собирает все материалы, документы. С другой стороны, получается, что не всегда те же самые свидетельства доступны нам. До сих пор есть документы, которые не публикуются. Поэтому в этом плане сказать, что мы стопроцентно объективны, – неправильно.

Получается, невозможно быть стопроцентно объективным?
Некоторым журналистам, публицистам и тем, кто увлекается историей, после того как прочитали какую-то статью, документ, кажется, что они уже все знают на сто процентов. А профессиональный историк никогда не будет говорить, что он досконально знает историю. Все время присутствуют сомнения: правильно ли это или неправильно.

Вы предпочитаете читать книги в печатном или электронном варианте?
Мне нравится запах книги, люблю полистать ее. В детстве предпочитала быстро читать, чтобы узнать, что произошло дальше. А с возрастом получается, что хочется полежать, прочитать книгу несколько раз.

Еще была такая привычка в детстве: для продления жизни герою, который должен был умереть, закрывала книжку, прятала под подушку, и казалось, что он еще жив. Если книга очень нравилась, я дочитывала ее до определенного момента, останавливалась, потом читала заново и так несколько раз. Тогда казалось, что книга живет вместе с тобой.

Всегда ли нужно искать дополнительную литературу?
Помню со школьных времен один момент. По русской литературе дали задание написать сочинение о Пьере Безухове – о герое романа-эпопеи «Война и мир». Отец прочитал мою работу, очень внимательно посмотрел на меня и спросил: «Ты думаешь, что хорошо написала?». Ответила, что ничего больше не нашла. Он продолжил задавать вопросы о масонстве, что я об этом знаю. И в этот момент начала негодовать: я уже все написала, а ему не нравится. Через некоторое время начала думать: «Почему он задал такой вопрос?» После таких моментов я искала нужную информацию. Он всегда объяснял со своей точки зрения, а потом говорил: «Думай сама». Поэтому с детства привыкла, что, кроме всего, надо еще дополнительно что-то прочитать и узнать.

Как прошло ваше студенчество?
Мое студенчество прошло замечательно. Повезло, что до сих пор дружу с подругами тех времен. Группа у нас была не совсем идеальная. На четвертом курсе мы сказали, что не хотим изучать методику преподавания истории. Были уверены, что методика – это не наука. Этот предмет нам преподавала Галина Самсонова. Галина Ивановна пыталась доказать, что мы не правы.

Что в итоге получилось?
На практике Галина Ивановна показала, что такое методика. Тогда школьная практика длилась полгода, мы вели у ребят с пятого по десятый класс обществознание, историю. На себе почувствовали все прелести профессии учителя.

Галина Ивановна была права: методика – это наука. Мы поняли, как ей было тяжело с такими студентами. После окончания учебы многие из нас стали учителями. С Галиной Ивановной у нас сохранились очень хорошие отношения, всегда советовались с ней.

Расскажите о вашей семье.
Старший сын окончил Физико-технический институт, по специальности радиотехник. Сейчас он работает в Торонто, в крупной компании Pogers Corporation. У младшего сына филологическое образование, знание японского и английского языков. Муж по специальности юрист. Он хорошо разбирается и знает законы. Любит литературу, немного рисует.

Что самое главное в воспитании детей?
Самое главное в воспитании детей – доверие. Главная задача была не давить на них. Что у меня, что у мужа требовательный характер, мы те люди, которые умеют настоять на своем. У детей были свои характеры с детства. Когда ты чем-то руководишь, бывает все равно приносишь с работы свое настроение. Однажды они сказали: «Ты можешь кем-то руководить у себя на работе, но ты должна все-таки интересоваться нашим мнением». Дети тоже учат. Именно эти слова подтолкнули к тому, чтобы поддерживать их интересы, начинания, мнения.

Автор фото: Мичил ЯКОВЛЕВ, редакция новостей СВФУ

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter .

Историк – специалист, изучающий события прошлого и настоящего, исследующий архивные материалы, где хранится информация о действиях на протяжении всей истории человечества и до него. Историки воссоздают картину жизни отдельных государств, народов и личностей разных периодов, а также анализируют закономерности развития социума и устанавливают причины и следствия между разными событиями.

История делится на разные категории:

• всеобщая история (изучение истории со времен появления письменности до настоящего времени);
• история Древнего мира (изучение истории Древней Греции, Рима, Египта, Месопотамии и т. д.);
• история раннего и позднего Средневековья;
• история Нового времени (конец XV по XVII в.);
• новейшая мировая история;
• отечественная история;
• новейшая история России (конец XIX в. по 2000-е гг.);
• археология (изучение истории с помощью вещественных источников – орудия труда, посуда, украшения, постройки, произведения искусства и др.);
• этнография (изучение происхождения народов и других этнических образований);
• источниковедение (изучение исторических источников и историко-культурных явлений);
• история искусств (процесс развития искусства с древнейших времен по настоящее время).

Основные обязанности историков:

• изучение событий жизни человечества;
• изучение исторических фактов и их дальнейшего влияния на ход событий;
• прогноз будущих событий на основе опыта прошлых лет;
• изложение результатов исследований в научной, публицистической литературе и в прессе;
• участие в археологических раскопках.

Личностные качества

Историк должен обладать аналитическим складом ума, отличной памятью, иметь предрасположенность к гуманитарным наукам. Кроме того, ученому следует быть готовым к монотонной, рутинной работе.

Как стать историком

Чтобы стать историком, необходимо получить высшее профильное образование. Кроме этого, помимо истории хороший специалист знает географию, экономику, иностранные языки, философию, культурологию и основы искусствоведения, а также религиоведение.

Профессию можно получить в любом гуманитарном вузе, но ведущими учебными заведениями по данному направлению считаются:

• Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова (МГУ);
• Российский государственный гуманитарный университет (РГГУ);
• Московский педагогический государственный университет (МПГУ);
• Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики» (НИУ ВШЭ);
• Российская академия народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ (РАНХиГС);
• Санкт-Петербургский государственный университет (СПбГУ).

Где работать

Историки работают в школах, вузах, музеях и мемориальных комплексах. Кроме того, специалисты занимаются личными исследованиями, пишут научные работы, а также создают собственные исторические и околоисторические проекты. Историки встречаются даже в массмедиа – например, в научно-популярном журнале «Историк», издательском доме «Коммерсант» и др.

Нет такого историка, который не занимался бы социальной историей. Даже если он будет говорить, что он ею не занимается, я легко объясню, что это не так… Самая актуальная задача – подготовить историков, которые смогли бы работать на базовом уровне, но уже овладев всем богатством новых подходов и методов. Спрос на таких исследователей будет велик.

Павел Юрьевич, как бы вы оценили интерес к исторической науке и профессии историка – он не затухает, если сравнить его с годами 1990-ми?
- Привлекательность исторической профессии довольно высока. И ее общественная значимость сейчас осознается в степени даже большей, чем лет 10 – 15 назад. Тогда можно было часто услышать разговоры – в такси, со случайными попутчиками: зачем вообще нужна эта история? вот физика – дело ясное, нужна... Сейчас такого уже не услышишь.
История нужна для обретения и подтверждения собственной идентичности. Есть история у страны, у народа, у социальной группы – они существуют. Если нет – историю за них напишут и объяснят другие, и тогда шансы на выживание у этих групп ли, народов – невелики. Это, кстати, особенно хорошо осознали в постсоветских республиках, где совсем недавно была восстановлена или обретена заново государственность и где идет процесс национализации или суверенизации истории.

- И «спрос» на историков там высокий?
- Не то, чтобы высокий спрос – скорее, обозначен государственный заказ на историю. В сознании людей есть понимание: прежняя история не устраивает, ее необходимо переосмыслить. Поэтому, к примеру, на Украине, которая не так богата, как Россия, углеводородами, историки зарабатывают больше, чем их российские коллеги – потому что есть убежденность: будущее Украины, сохранение ее национальной идентичности в значительной степени зависит от соответствующей версии исторического прошлого. Похожие процессы наблюдаются в государствах Средней Азии. В Узбекистане, например, пишутся учебники и обобщающие труды, где весь период с 1860-х до 1991 года назван колониальным, со всеми вытекающими отсюда последствиями…

То есть сегодня на повестке дня одна версия история, завтра – другая. Вам не кажется, что все это не лучшим образом сказывается на образе профессии?
- Есть такая проблема. На нее болезненно реагирует и общественное мнение, и сообщество историков. Первое вполне естественно, хотя нет ничего изменчивее, чем массовые представления о прошлом. По «правилам игры» прошлое представляется незыблемым и не подлежащим пересмотру. Второе удивляет: ведь было ясно и раньше, и особенно теперь, после всех открытий, сделанных в области интеллектуальной истории, истории памяти, истории историописания – стало очевидным, что историк не фиксирует раз и навсегда картину прошлого. Он, скорее, выступает как переводчик, который задает ушедшей эпохе вопросы, интересующие его современников. Как шаман, он связывает царства живых и мертвых, только в руках у него не бубен и колотушки, а методики исторического анализа. Если историк будет задавать вопросы, которые не важны его обществу, он просто не будет услышан. Если будет спрашивать только о том, что интересует его современников в данный момент, то окажется журналистом. А вот если сумеет предугадать, что заинтересует общество через 5-10 лет, он станет интересным историком.

Но при этом есть, конечно, определенные правила: историк должен оставаться ученым, он не должен игнорировать факты, не укладывающиеся в его концепцию. Если он их игнорирует, какой же он профессионал? А если идет на диалог, выслушивает аргументы тех, кто ему возражает, подкрепляет свое мнение источниками и готов его изменить, если критика окажется неопровержимой, тогда – другое дело.

Поэтому, кстати, есть надежда, что история не обязательно служит для усиления вражды между народами, она может послужить и установлению согласия. После первой мировой войны французский поэт и философ Поль Валери назвал историю «самым опасным продуктом химии человеческого мозга». И он в значительной степени был прав. Ведь почему солдаты четыре года не покидали окопов, стояли насмерть? Во многом это было обусловлено убежденностью: французов – в том, что они отстаивают великую французскую историю, немцев – в том, что они отстаивают великую германскую историю. Были, конечно, и другие причины, но в значительной мере именно работа историков, столь удачно создававших национальные версии истории, привела к катастрофе Первой мировой войны. Поэтому историкам так важно научиться договариваться друг с другом, понимать историческую относительность той концепции, которую они берутся отстаивать. Эта работа – важная часть исторической профессии.

Как формируется интерес к истории – понятно. Как правило, в школе это один из самых увлекательных предметов. Поэтому многие и поступают на исторические факультеты, но затем уходят из профессии. От чего зависит, станет ли выпускник после окончания вуза ученым-историком, исследователем? В каких случаях интерес становится профессиональным?
- Нет единого алгоритма – причины разные. Кто-то занимается историей из чувства вполне понятного эскапизма – уходит от не устраивающей его действительности. В нашей стране это чувство развито особенно и объясняет, почему люди работают в исследовательских учреждениях за символическую заработную плату и при этом чувствуют себя комфортно.
Некоторые тоскуют по упорядоченному научному знанию и духовной жизни, эта сфера кажется им не такой меркантильной. Наша традиция образования связана с такими понятиями, как служение, миссия. А историк часто воспринимается как носитель некоего особого знания, призванного сделать людей лучше. Есть, кстати, те, кто, получив историческое образование, устраивается в коммерческие фирмы, а затем идет в научные институты просто потому, что им нужно чем-то еще заниматься, история для них – отдушина.
Любопытно, что интересные историки получаются из получивших первое техническое образование – окончивших Физтех, Менделеевку и т.д. У них сильная исследовательская жилка, и в истории они достигают больших высот. А вот из толкинистов, которые, казалось бы, увлечены темой прошлого, почему-то редко получаются историки.

А так ли уж интересна работа историка? Наверняка это работа в архивах с документами – ежедневный кропотливый труд.
- На самом деле книги об историках, о том, как они работают, читаются с не меньшим интересом, чем книги по истории. Есть две традиции. Одни считают, что не дело читателя разбираться в сложностях и трудностях, с какими историк сталкивается в работе. Другие, напротив, полагают, что то, как историк пришел к выводам, не менее интересно, чем сама история, и намеренно включают рабочие детали в повествование – образно говоря, строительные леса не убирают. Порой намного интереснее следить за тем, как человек идет к своим выводам, чем смотреть на результат работы. Как в детективе, ты следишь за автором, видишь, где он ошибался, заходил в тупик и т.д. Почему, например, так популярна археология? Не только потому, что там интересные находки – привлекает именно романтика поиска. Движение человеческой мысли интереснее, чем готовые ответы.

- Как со временем меняется характер труда ученого-историка? Появляются ли какие-то технические новшества?
- Многое меняется. Колоссальный сдвиг за последние годы произошел в той же археологии. В прошлом остались те полевые экспедиции, в которых, к примеру, я участвовал еще лет 20-30 назад, размахивая совковой лопатой. Археологи сейчас оснащены компьютерами, новыми приборами и совершают открытия, не разрушая памятников, следуя так называемым малоинвазивным методам.

В более традиционных областях истории тоже перемены – за счет интернета все более доступными становятся базы данных, а то и оцифрованные архивные документы. Хотя с российскими архивами сейчас работать даже сложнее, чем при советской власти: в течение недели можно посмотреть ограниченное количество документов. Но это, думаю, связано не с тем, что что-то специально закрывают, а с тем, что работать в архивах некому.
Вообще же история – хотя многие с этим спорят – кумулятивная наука: новое здесь не отменяет старое, а добавляется к нему. И, так или иначе, критерии профессионализма те же – следование традиционным правилам и принципам. Одно дело, если историк идет в архив и читает настоящую скоропись XVI века, и совсем другое – когда изучает, что сказал какой-нибудь американский историк. Можно работать и так, причем так гораздо быстрее защитить диссертацию, но в историческом сообществе в любом случае существует своя «табель о рангах» – по гамбургскому счету здесь знают, кто есть кто.

- Вы не первый год читаете лекции студентам-историкам – что можете сказать об уровне их подготовки?
- На мой взгляд, всегда есть небольшой процент обучающихся, кому вообще ничего не нужно, есть средняя прослойка – кто занимается постольку-поскольку, и есть небольшое число – процентов около десяти – тех, кому действительно очень интересно то, что они делают. Я наблюдал это во всех коллективах, с которыми мне приходилось работать.
Что касается подготовки студентов, то сюжеты здесь очевидные – с одной стороны, уровень подготовки сильно упал из-за тестовой системы ЕГЭ, с другой – у студентов сейчас гораздо больше информационных возможностей, чем было раньше. Любой факт они могут тут же проверить по Википедии, и это заставляет преподавателей иначе относиться к работе. Есть исследование американского антрополога Маргарет Мид по типологии детства, согласно которому различается три типа культур: общество может быть постфигуративное, когда взрослые учат детей, конфигуративное, когда дети учат друг друга, и префигуративное, когда дети учат взрослых. Сейчас как раз очень ярко себя проявляет третья модель – студенты могут многому научить преподавателя: как пользоваться социальными сетями, работать в Интернете и т.д.

В следующем году в НИУ ВШЭ открывается новая магистерская программа «Социальная история России и Запада». В чем особенности работы историка, специализирующегося на социальной истории? Что означает термин?
- В широком смысле к социальной истории можно отнести абсолютно все: нет такого историка, который не занимался бы социальной историей. Даже если он будет говорить, что он ею не занимается, я легко объясню, что это не так. Ведь к истории приложимо название социальной, если ученый исходит из понимания, что в основе исторических событий и явлений лежат глубинные процессы, происходящие в обществе. В этом отношении социальную историю писали и Карамзин, и Сергей Соловьев, и Огюстен Тьерри.

В узком же смысле термин утверждается в XX веке и подразумевает изучение именно социального устройства. Попробую пояснить. До определенного времени историк, изучавший, допустим, Французскую революцию, давал некий очерк социального устройства Франции, а затем описывал события начала революции, якобинской диктатуры или прихода к власти Наполеона как результат борьбы за свои права третьего сословия, мелкой буржуазии – или как стремление новой элиты к стабилизации политической обстановки. Но вот появляются историки, которые уже ничего не пишут ни о Наполеоне, ни о Робеспьере, ни о Лафайете, но скрупулезно анализируют, что представляло собой французское общество, на какие оно делилось слои и группы, какие отношения и противоречия существовали между этими группами. А описав, ставят точку, полагая, что все самое главное для понимания Французской революции они сделали.

Таким историком был, к примеру, Иван Васильевич Лучицкий, более ста лет назад блестяще описавший положение французского крестьянства накануне 1789 года, что задавало особое понимание революции. Таков сегодня историк Борис Николаевич Миронов, проанализировавший уровень благосостояния жителей Российской империи и тем самым предопределивший новое понимание природы революции 1917 года. Социальным историком был и Фернан Бродель, начавший писать историю Средиземноморья времен испанского короля Филиппа II, но до самого монарха добравшийся лишь к концу третьего, последнего тома монументального труда. Большую и лучшую часть книги он посвятил тому, какой ландшафт окружал жителей Средиземноморья, как они возделывали землю, какова была структура их семей, какие были торговые пути, как распределялось богатство.

Социальная в узком смысле слова история предопределяла повышенный интерес к новым типам источников, какие ранее историков не очень интересовали: к налоговым описям, земельным кадастрам, коллекциям нотариальных актов, приходским книгам. Так постепенно развивалась эта история, более ценившая не уникальное, единичное, но, напротив, повторяющееся, закономерное. На этой основе возникла новая историческая наука, расширявшая «территорию» историка. Исследователей начинали интересовать новые сюжеты: массовые представления о бедности и богатстве, чести и бесчестии, о смерти и загробном мире, о мужском и женском, о детях и стариках. Впоследствии этот интерес вылился в формирование особых направлений: истории ментальностей, исторической антропологии, интеллектуальной истории, исторической демографии, гендерной истории и многих других.

Все это развивалось при молчаливом убеждении, что «центральное знание» – знание о том, как было устроено общество, остается общеизвестным и незыблемым и потому важным, но уже чрезвычайно банальным, неинтересным предметом изучения. В итоге за последние три десятилетия сложилась парадоксальная ситуация: историков становится все больше, появляются новые предметы и направления исследования, а центральными вопросами занимаются все меньше и меньше. Доходит до смешного: историк, обосновывая оригинальность своего исследования, полемизирует с некими «классическими» представлениями, не замечая, что воюет с пустотой – эти базовые представления давно обветшали, ими давно никто не занимался. Но ведь это самый центр современного исторического знания. Без него историческое сообщество распадется на практически изолированные друг от друга группки. А в общественном спросе на социальную историю сомневаться не приходится, достаточно посмотреть по сторонам. Самая актуальная задача – подготовить историков, которые смогли бы работать на базовом уровне, но уже овладев всем богатством новых подходов и методов. Спрос на таких исследователей будет велик.

Кого вы ожидаете увидеть на программе? Почему, допустим, историк, отучившийся в специалитете, должен идти в магистратуру по истории, а не в аспирантуру?
- По опыту магистерской программы, которая уже открыта на историческом факультете ВШЭ – «История знания в сравнительной перспективе», могу сказать, что значительную часть студентов составляют выпускники региональных вузов. Для них это возможность продолжить образование в столице. Тем более – бюджетных мест на нашем факультете абсолютное большинство. Полагаю, что и у нас на первых порах около 60 процентов набора составят выпускники региональных вузов. В магистратуру по истории могут поступать и выпускники бакалавриата других направлений подготовки – социологии, менеджмента, экономики и т.д. Для них предусмотрены адаптационные курсы.

Что касается выбора между магистратурой и аспирантурой, то в наших вузах аспирантура – это в большей степени возможность для самостоятельной работы. Аспирантов у нас сейчас почти ничему не учат. Если человек мотивирован, если у него складываются отношения с научным руководителем, тогда все не так плохо. Если нет, то он скорее просто числится в аспирантуре. Все обучение сводится к сдаче кандидатских экзаменов, тогда как на Западе аспиранты именно учатся. А у нас «аспирантура полного дня» для историков есть только в Европейском университете в Санкт-Петербурге.

Я надеюсь, наша магистратура компенсирует этот недостаток. К нам могут прийти люди, которые еще не выбрали специализацию, и в магистратуре они смогут вписаться в профессиональную среду. Магистерская диссертация – это как минимум 50 процентов кандидатской, и тем, кто в будущем планирует защищать диссертацию на степень кандидата, не составит большого труда довести свою магистерскую работу до уровня кандидатской.